Проваливаясь в тени тополей на насте,
Словно в трещины,
Я больше не могу назад.
Все ангелы – пощечины,
Все дома – гостиницы,
Все посохи и камни – из пустоты.
Все стрелки стали одной, компасной, упрямою,
С ее конца святой водою по капле – яд.
А из-под наста звездное зверье – не оглянись! –
И тропкой млечною твои следы.
Одни твои следы.
Все шахматы: фигурки, клетки черно-белые –
Сплавились, сгорели, расцвели
Боевой ничьей.
Огненные голуби рвали душу-чучело
На ярмарке-гулянке на хер, на клочки.
А снег притворяется, что свят,
Притворяется, что бел,
Притворяется, что жив,
Вскормленный зимой.
Но воровской, весенний, незваный, беззаконный,
Из-под снегов всех – дым тлеющей травы.
Солнце изнутри билось: выгоняло
Реки-вены прочь из берегов.
Ничего не будет,
Ничего не надо,
Ничего не свято –
Подбавляй дрова!
Царская охота, лес невидимый, жестокий,
Ужас загнанного зайца в глазах богов.
Сквозь трещины на камне облаков и звездных карт –
Свет полей зеленых, Родина, моя весна,
Моя весна огня.
Проваливаясь в тени тополей на насте,
Словно в трещины,
Я больше не хочу назад.
Радуйся, пляши,
Плети победу, моя смерть –
Здесь я! –
Прорастет зерно.
Прорастет, сука, так мое зерно,
Что клочки по закоулочкам полетят, –
Поищешь вдоволь пятые углы
Всех комнат, где когда-то было мне темно.
Корми меня землей в дуэль,
В десять шагов, – чем ближе, чем точней,
Тем быстрей сломишь зуб-косу.
Пойдешь за мной как милая
Тьмой под пинками слепнуть от креста.
А после обгорелыми глазницами
Кому-то пить живой водой зарю,
Где по следам окопов алым светом навсегда
Масленица – весна огня,
Масленица – весна огня,
Пост и Воскресение.